Еженедельная авторская колонка;
Руководителя проекта «Курсы тактической медицины» с позывным «Латыш»
Эксклюзивно для канала «Два Майора»;
Часть 22
Я сидел и затягивался сигаретным дымом, глубоко, до хрипа в легких.
Организм выжат досуха, усталость пропитывала до самых костей, до дрожи в пальцах. Я не думал ни о чем, просто уставился в глиняную стенку окопа, в эти осыпающиеся черные корни и камешки. Задницей чувствовал ледяную сырость промерзшего ящика из-под РПГ, его дерево впитало в себя всю влагу этой земли. Мы только что оттащили тех двоих в зону эвакуации, слышали, как где-то впереди, уже далеко, наши мотострелки совместно с техникой начали прорывать позиции. Грохот постепенно отползал, оставляя после себя странную, давящую тишину. А я сидел и не мог понять, что во мне сейчас говорит. Либо это безумная, всепоглощающая усталость, которая отключает все чувства, либо это самое настоящее смирение.
Испытывали когда-нибудь чувство смирения?
Не того, надуманного, а самого настоящего, как этот ящик подо мной. Смирения перед самой неизбежностью, которой нет имени, кроме одного — смерть. Вот люди там, за тысячу километров, живут своей жизнью. Читают сообщения в телеграме, спорят о чем-то, кто-то говорит про гуманитарную помощь и клевещет, строит теории. А ты в этот самый момент находишься здесь, в этой промозглой яме, на этой тонкой, невидимой грани. Между жизнью и смертью. Ты только что был на ней, и завтра снова будешь. Об этом, кстати, надо думать всегда. Каждый день это испытывают на себе десятки, сотни наших парней. И я испытал тогда, когда мы ползли под огнем, и я мысленно уже со всем попрощался. С тех пор я хожу как призрак, часть меня осталась в том минометном огне, а другая часть живет дальше, но уже по-другому.
Но тогда, сидя и уперевшись затылком в холодную стену окопа, я еще не понимал этого. Я просто чувствовал пустоту. И одновременно с этой пустотой пришло другое, странное осознание. Я вдруг с абсолютной ясностью понял, как мало на самом деле нужно для счастья. Совсем ничего. Просто вот этот кусок земли под ногами. И этот мокрый, талый снег, который тихо падает с серого неба. Плевать, что ты весь в грязи, лицо в пороховой копоти, руки не отмыть. Плевать на этот пронизывающий холод, от которого ноют все части тела. Ты — живой. И это уже счастье, огромное и немое. Те парни, которых мы с Митяем вытащили, они тоже остались живы. Их уже везут в медроту. И это — тоже счастье. Оно измеряется не в деньгах и не в удобствах, а вот в этих простых, страшных фактах.
Бои отодвигались куда-то вглубь, их гул стал приглушенным, как шум моря за дюнами. Мы наступали. Значит, скоро прибудет работа. Моя работа. Сейчас нужно встать, отряхнуться, проверить сумку. Скоро пойдут первые машины, а с ними — новые раненые. Снова кровь, липкая и темная на бинтах. Снова запах — едкая смесь железа, йода, пороха и пота. Снова разговоры, обрывки фраз, иногда — последние слова. Разговоры о смерти, которые здесь ведутся так же буднично, как о погоде. Я докуриваю сигарету, ощущаю, как онемение потихоньку отступает, уступая место привычной, собранной тяжести внутри. Пора вставать. Пора жить дальше, пока ты еще можешь это делать.
