ПРОТОКОЛ ВСКРЫТИЯ: ЧТО УВИДЕЛ ПАТОЛОГОАНАТОМ В СЕРДЦЕ ПОСЛЕДНЕГО АРХИЕПИСКОПА
ПРОТОКОЛ ВСКРЫТИЯ: ЧТО УВИДЕЛ ПАТОЛОГОАНАТОМ В СЕРДЦЕ ПОСЛЕДНЕГО АРХИЕПИСКОПА
Место действия: Югославия, 1960-е годы. Мрачная тюремная больница где-то в горах Боснии.
Эпоха: Титоизм. Жесткий, атеистический, параноидальный коммунистический режим. Вера в Бога государственное преступление. Церковь главный враг.
В одной из тюрем строгого режима, после долгих лет издевательств, голода и побоев, умирал старик. Это не был обычный заключенный. Это был последний непокорившийся.
Митрополит Черногорский и Приморский Арсений (Брадваревич). Гранитный Архиепископ, как его звали в народе. Человек титанической воли и несокрушимой веры.
Он был арестован, подвергнут показательному суду за контрреволюционную деятельность (то есть за то, что он был епископом) и приговорен к медленному уничтожению.
Власти праздновали победу. Последний символ старого мира был сломлен.
Когда он умер, в тюрьму срочно вызвали лучшего патологоанатома из столицы. Ему была поставлена четкая государственная задача: провести вскрытие и составить официальное заключение. Заключение, которое должно было навсегда развеять любые религиозные спекуляции.
Оно должно было гласить: Заключенный Брадваревич умер от естественных причин, вызванных старческой немощью и циррозом печени. Это был последний гвоздь в гроб Церкви.
Скальпель атеизма должен был окончательно препарировать и развенчать миф о святости.
В холодной, залитой кафелем прозекторской собрались трое:
сам врач-патологоанатом (убежденный коммунист и материалист), его ассистент и молчаливый человек в штатском из UDBA, службы госбезопасности.
Вскрытие началось.
Врач работал профессионально и цинично.
Так... Легкие признаки застарелого туберкулеза, множественные рубцы. Печень тяжелейший цирроз, как мы и ожидали. Желудок язвенное поражение, крайняя степень истощения...
Каждый надрез, каждое слово подтверждало официальную версию. Старик просто сгнил заживо от болезней. Человек в штатском одобрительно кивал. Всё шло по плану.
Осталось последнее. Сердце.
Врач сделал привычный надрез и извлек его. И замер.
Скальпель выпал из его ослабевших пальцев и со звоном ударился о металлический стол. Ассистент побледнел. Человек из UDBA подался вперед.
На фоне разрушенных, больных, истлевших органов, на ладони врача лежало сердце абсолютно здорового, молодого мужчины.
Оно было не серым и дряблым, как у всех стариков. Оно было ярко-розовым, упругим, сильным. Без единого рубца. Без единого признака ишемии или инфаркта. Сердце олимпийского чемпиона в груди измученного узника.
Это было невозможно. Это было абсурдно. Это противоречило всему, чему врача учили в институте, всему, что он знал о человеческой физиологии. Он перевернул его... и увидел, что оно абсолютно идеально.
Это... аномалия, прохрипел он, пытаясь сохранить лицо. Редчайший случай...
Человек в штатском молча смотрел, и в его глазах появился холодный, животный страх.
А потом произошло то, что превратило эту аномалию в ужас и откровение.
На холодном стальном столе, под ярким светом операционной лампы, в мертвой тишине морга, в присутствии трех атеистов...
сердце святителя Арсения, отделенное от тела, на глазах у них, совершило одно, отчетливое, мощное сокращение.
ТУ-ДУМ.
Это был не предсмертный спазм мышцы. Это был удар.
Полновесный, уверенный, живой удар сердца, которое уже не было связано ни с мозгом, ни с телом.
Тишина, наступившая после, была оглушительной. Она длилась, казалось, вечность. Врач смотрел на свои дрожащие руки. Агент госбезопасности смотрел на сердце, не в силах отвести взгляд.
Это был абсолютный крах их мира. Живое доказательство того, чего не может быть, лежало перед ними на столе и пульсировало теплом, которое они почти ощущали кожей.
Продолжение в след.посте