Глядя на памятник Даше, испытываю сложные, противоречивые чувства. С одной стороны, эти три года не отпускает чувство сюрреального кошмара, из которого невозможно вырваться — ощущения, которое медийный шум и публичные мероприятия только усугубляют. Но при этом сам памятник получился действительно хорошим, подлинным лучиком света. Настоящий, искренний, честный. За это, конечно, надо поблагодарить скульптора Дмитрия Александрова, знавшего Дашу лично.
Ещё памятник невольно заставил меня задуматься о кризисе современной мемориальной культуры. Последнее десятилетие нашу страну захлестнула настоящая эпидемия дурного вкуса и скульптурной беспомощности. Зачастую эти объекты эксплуатируют патриотическую риторику, но рождают лишь одно желание — закрыть глаза и больше никогда их не видеть. Не случайно несколько лет назад городское экспертное сообщество Петербурга организовало пресс-конференцию на тему «Почему в Петербурге появляются неудачные памятники?» — отчаянную попытку остановить бесконтрольное засилье публичного пространства новыми уродцами. Корень проблемы, на мой взгляд, лежит в сфере онтологического вакуума и тотальной неискренности. Это симптом общего безверия: заказчику безразличен смысл, скульптору — художественная форма. В условиях, когда искусство становится лишь инструментом сиюминутного пиара или формального отчёта в чиновничьих бумажках, рождается откровенная халтура, лишенная не только эстетики, но и любого возможного духовного измерения. В этом контексте памятник Даше становится важным жестом, преодолевающим отчуждение. Важно верить, что он не останется одиноким исключением, и что гибель на войне наших друзей и товарищей не будет в итоге обесценена мертворождёнными скульптурными формами и пустыми риторическими жестами.
