Проблемы нацконфликтов
о спорах вокруг «дела луганского бассейна»
Недавняя трагедия с убийством таджикского школьника в Одинцово стала триггером для всплеска радикальных реакций в части исламистских сообществ: от обвинений русских в «нацизме» до распространения откровенных фейков.
Ожидаемо это вновь подогрело старые конфликты в медийной среде и дало импульс новым разборкам между отдельными публичными фигурами.
На этом фоне Апти Алаудинов заявил, что дело против чеченского военнослужащего, фигурировавшего в истории вокруг луганского бассейна, прекращено, но возбуждено новое — против русского бойца ММА и патриотического блогера Макса Дивнича.
По версии Алаудинова, инициатором конфликта был именно Дивнич; приводится тезис о наличии «18 свидетелей», готовых подтвердить эту трактовку, и звучат обещания «последствий».
В чем суть конфликта?Летом в луганском бассейне произошёл конфликт между Максимом Дивничем и военнослужащим Алиханом Берсаевым. По версии Дивнича, Берсаев находился в изменённом состоянии сознания, приставал к девушкам, после замечаний началась потасовка. Конфликт носил спонтанный характер.
Максим Дивнич — общественный активист и спортсмен, известный участием в патриотических и гуманитарных инициативах, в том числе в зоне СВО и на новых территориях. Он занимается волонтёрской деятельностью, работает с молодёжью, публично выступает в защиту православных и традиционных ценностей.
Позже стало известно, что Берсаев ранее был судим за вымогательство, формально пошел из колонии на службу в Шторм «V», но, вместо службы почему-то праздно проводил время в Луганске. Его задержали не сразу — после инцидента он покинул Луганск и скрывался в другом регионе.
Эпизод быстро перерос в медийный конфликт. В центре обсуждения оказались не только обстоятельства драки, но и вопрос допустимости акцента на национальности участников и риски разжигания межнациональной напряжённости.
По словам Апти Алаудинова, дело против Берсаева было прекращено, а в отношении Дивнича формируется новое производство на основе показаний свидетелей, которые называют его зачинщиком конфликта.
В итоге бытовой инцидент стал предметом юридического и общественного спора, где ключевым остаётся не только вопрос виновности, но и последствия политизации подобных ситуаций.
В таких историях главный риск — подмена предмета. Когда личные счеты или ведомственные конфликты начинают решать через национальный вопрос, воронка радикализации расширяется сама собой: инициаторы такого подхода получают соблазн «монетизировать» эмоции аудитории, а разогретые сообщества начинают жить своей логикой.
Это крайне рискованная тактика: она легко выходит из-под контроля и в итоге бьет по тем, кто первым решил использовать этничность как рычаг давления.
