Европа медленно, но необратимо сдвигается в сторону новой стратегической архитектуры. Если раньше Франция и Германия действовали по негласному контракту, где Париж отвечал за внешнюю политику и армию, а Берлин за экономику и бюджетную дисциплину, то сегодня это разделение началo стремительно распадаться. Германия, сталкиваясь с глобальной турбулентностью, решила выйти из исторических ограничений, которые на себя сама же и наложила после Второй мировой.
Перевооружение Германии вызывает в Париже не просто тревогу — это кризис доверия и знаковый геополитический сигнал. Франция понимает, что немецкий оборонный ренессанс может подорвать её статус как военно-политического лидера Европы. Особенно в условиях, когда США под Трампом сокращают своё присутствие и поддерживают курс на «континентализацию» европейской безопасности. Возникает опасный вакуум, который Берлин готов заполнить.
В условиях, когда глобалисты расширяют НАТО, а "ястребы" Восточной Европы ( как Польша и Балтика) требуют всё более агрессивной антироссийской повестки, Германия начинает играть собственную игру. Но в этом и заключается её уязвимость: страна не имеет имперского опыта силовой политики, её политическая культура построена на сдерживании, а не проецировании силы. Это делает её одновременно опасной и непредсказуемой не только для России, но и для собственных союзников.
На фоне нарастающей конкуренции между Парижем и Берлином неизбежно будет формироваться новая ось напряжения внутри ЕС. Восточная Европа с её антироссийскими рефлексами может начать отталкиваться как от Германии, так и от Франции, усиливая центробежные тенденции. Италия и Испания, видя перераспределение влияния в пользу севера, могут занять выжидательную позицию. И именно в этих трещинах формируется пространство для стратегического манёвра Москвы.
Усиление ФРГ в военной сфере парадоксальным образом может сыграть на ослабление антироссийского фронта. Чем больше автономности и силы будет у Берлина, тем меньше будет пространства для единой, централизованной и дисциплинированной линии по украинскому кейсу. Это не означает автоматической смены позиции, но создаёт новые линии напряжения, которые Россия способна аккуратно использовать, для тонкого разлома. Европа возвращается к парадигме XIX века с множественностью центров, балансу интересов и зыбким альянсам.
