Значительно хуже, чем в 2008
Сейчас концентрация рисков в системе выше, чем когда-либо в истории (значительно хуже, чем перед кризисом 2008):
•Запредельная долговая нагрузка при экспоненциально растущей стоимости обслуживания долгов.
•Отсутствие буфера устойчивости (возможность быстро и эффективно наращивать госдолги, перекрывая выпадающий спрос частного сектора, как после кризиса 2008-2009).
•Отсутствие пространства маневров для смягчения ДКП в условиях непрерывно высокой устойчивой инфляции (рекордная за 50 лет серия превышения инфляции над таргетом).
•Диспропорция распределения ликвидности (одни с сильным профицитом, другие с дефицитом).
•Рекордная концентрация ликвидности в рисковых активах с полным несоответствием риск-профиля контексту ситуации (бегство в риск при концентрации проблем в экономике и финсистеме).
•Рекордное за всю историю пузырение финансовых активов, усиливая в будущем эффект сжатия системы (все на выход сразу в условиях отсутствия спроса, что усилит коллапс).
•Рекордная за всю историю активность розницы, что усиливает процикличность в условиях неизбежного однонаправленного распределения активов.
•Рекордная доля слабо регулируемых ПФО в структуре финсистемы, что запустит рано или поздно каскад ликвидаций со всеми вытекающими последствиями. Высокая экспозиция ПФО в гособлигациях усиливает будущий стресс системы.
•Изменение корреляции активов и роли облигаций. Потенциальное ослабление хэджирующей роли долгосрочных гособлигаций и изменение корреляций (например, отвязка доллара от процентных дифференциалов ) могут усугубить рыночные коррекции.
•Эрозия институциональной независимости, связанная с ослаблением независимости ЦБ, что в будущем гарантированно усилит проинфляционную направленность и разрушит долговые рынки, а вместе с ними и всю финансовую систему.
•Эрозия качества активов и статуса «безопасного актива». Ни доллар, ни трежерис не являются однозначно безопасными так, как это было 15 лет назад или даже 5 лет назад.
• Ну и главное – всепоглощающая, ошеломляющая и прогрессирующая тупость участников финансового рынка, что не позволяет эффективно балансировать риски, искажая распределение денежных потоков.
Объем валютных деривативов составляет рекордные 130 трлн долларов vs 95 трлн в 2019, 77 трлн в 2015, 65 трлн в 2010 и 47 трлн в 2006, при этом доля прочих финансовых организаций достигла рекордных 52-53% в структуре валютных деривативов vs 47% в 2019, 45% в 2015 и 40% в 2006.
Все это значительно усиливает глобальный риск растущее участие небанковских институтов, которые могут быть более склонны к проциклическому поведению (например, быстрому сокращению позиций) из-за левериджа или несоответствия ликвидности.
Шоки макрофинансовой неопределенности запускают механизмы «бегства к качеству» и повышенного спроса на хеджирование (особенно через FX свопы), но что сейчас является «качеством»? Все это в будущем усилит хаос, волатильность и неопределенность.
Спрос на хэджирование ложится на балансы дилеров
. Когда их возможности ограничены (дефицит ликвидности, регуляторные ограничения и концентрация рисков), стоимость хэджирования растет, а ликвидность (спреды bid-ask) ухудшается, оказывая давление на процентный канал (рыночные ставки давят на границу ключевой ставки, заставляя ЦБ вбрасывать ликвидность, что ограничивается инфляционными рисками, не давая ЦБ оперативно закрывать кассовые разрывы).
Значительные валютные несоответствия на балансах, могут значительно усилить первоначальный шок.
Стресс на валютном рынке не изолирован. Он может передаваться на другие рынки через стоимость фондирования, ликвидность и аппетит к риску, ужесточая общие финансовые условия и создавая риски для реальной экономики.
Значительная часть из вышеописанного прямо или косвенно затронута МВФ в октябрьских докладах и презентациях (это первое за все официальное подтверждение всех моих тезисов и концепций, особенно по ИИ пузырь, несоответствие склонности к риску контексту ситуации, долговые и финансовые диспропорции).
